Азиатский дневник

В Паксе (центр одной из провинций Лаоса) мы купили плотную дневную экскурсию по окрестностям (150 тыс. кипов/чел., или чуть больше 300 рублей). Водопады, чайные/кофейные плантации, этнографический парк — с заездом в типичные лаосские деревни. Подобный тур предлагают на каждом углу в Паксе, с одним лишь нюансом: далеко не все туркомпании заглядывают в деревеньки, ограничиваясь образцово-показательными культурно-природными ценностями. Но мы желали увидеть рядовую жизнь лаосцев. И мы ее увидели. Вернулись в отель в задумчивости…

— Слушай, а надо нам это знать? Ведь мы здесь только туристы: ни помочь, ни изменить, — спросила Лешу.
— Без захода в деревни мы бы не знали, что такое настоящий Лаос. Так и думали бы, что страна — это довольно благополучный Вьентьян и туристический Паксе; что работники кофейных плантаций живут в двухэтажных особняках; что народ неплохо кормится малым бизнесом, — как обычно, был логичен Леша.
…Микроавтобус с нашей группой (примерно 10 человек) затих у обочины. Почти мгновенно к авто подбежали с десяток немытых, нечесаных, в драных одежках детей 3 — 10 лет. Они держали дистанцию и на всякий случай улыбались. Первый отчаянный сорванец выставил грязную ладошку, поводил по ней пальчиком и проникновенно глянул мне в глаза.
Я – идиотка, которая давно не видела нищих детей – подумала, что малыш предлагает поиграть в «сороку-воровку». «Сорока-воровка кашу варила, деток кормила; этому ложку, этому плошку, а этому ничего…» Дальше ловят пальчик, и все хохочут. Признаться, я растерялась: откуда лаосский ребенок знает русские потешки? Но дети, как по команде, проделали те же манипуляции со своими жменьками, и до меня дошло: они просят (довольно робко, не особо надеясь) позолотить ручку.
У нас с Лешей не было с собой ни крошки, не говоря о сладостях. Если честно, мы сами голодали в Лаосе. В столице еще находили еду, но в небольшом Паксе, откуда мы двинули на экскурсию, жрать было совсем нечего: местная кухня скудная и невкусная; маркет один — очень бедный, с испорченными продуктами. В лавчонках мы покупали багеты, плавленый сыр, быстро заваривающуюся лапшу в стаканах и крекер; в отеле кипятили походный чайник, — тем и поддерживали штаны…
Итак, дети. Все, что я могла, — виновато улыбнуться. «I don*t have», — ласково ворковала итальянка, резво улепетывая от чумазых ручонок. Китайская пара средних лет дрогнула. Дама достала коробочку копеечных леденцов, а ее муж – хорошую фотокамеру. Дети тянули ручонки; китаянка смеясь бросала в них горошины; китаец щелкал. Самые маленькие жители деревни грустно топтались у подножия кучи малы, не имея ни единого шанса получить капельку сладкого. Дети, замечу, были бодры и жизнерадостны, как галчата. А мне что-то было сильно не по себе…
Когда леденцы иссякли, какой-то пацан цапнул пустую коробку из рук китаянки и потащил это сокровище в свой тайник. А мы продолжили путь по деревне.

В скудную глинистую почву врыты десятки деревянно-соломенных домов на сваях. Окна — без стекол, в лучшем случае прикрыты соломой.
«Первый этаж» между сваями под иными жилищами занят под гараж или забит всяким хламом. Техника — невиданных форм, конструкций и возраста. Впрочем, в одном месте я видела приличный, почти новый байк.
Свиньи чувствуют себя неплохо. Но их (свиней) и вообще живности очень мало.
Зато детей — тьма-тьмущая. Они шатаются стайкой по деревне, предоставленные сами себе. Некоторые не расстаются с какими-то пакетами, свертками, мешочками. Я даже примерно не представляю, что за ценности могут в них быть…
В деревне есть свой естественный водоем. И даже утки.

У кого-то имеется и личное подсобное хозяйство — теплица.
Посреди населенного пункта бежит подозрительная речушка. Думаю, это естественная канализация.

Убогая деревня утыкана спутниковыми антеннами. Тарелок больше, чем домов. И выглядят они посреди жалких, чахоточных декораций фантастически. Будто марсиане прилетели сюда когда-то, да завязли, сгинули. А корабли их остались…
Мы гадали, зачем очень бедным людям, которым нечего есть, спутниковое телевидение — с его европейским лоском, американскими тучными гамбургерами, киношками на языке, который им не понять даже с синхронным переводом — ведь жители деревни в основном безграмотны? Мы ломали голову, откуда у очень бедных людей деньги на спутниковые тарелки? И почему они не потратили эти «излишки» на что-нибудь жизненно необходимое — например, одежду для детей?
— Может, лаосцев обеспечили спутниковым телевидением в рамках госпрограммы — чтобы держать в курсе «красной» политики партии и правительства? — мое предположение.
— Должны же они как-то развлекаться. А спутниковое телевидение — единственный способ, другого в деревне нет, — Лешино.

Деревня выглядит очень пустынной. (И только куча тряпья, развешанного повсюду, свидетельствует об обратном.) Две — три замордованных женщины, которые просто сидят и ни о чем не просят. Пара девушек, которые болтают, между делом разбрасывая корм для тощих кур. Взрослое мужское население представляет мужчина, которого вы видите на снимке.
— Чертовски странно, — подумала я вслух, глядя на армию ребятишек, горохом рассыпавшуюся по деревне. — Где их отцы?
— Работают на кофейных плантациях, — отозвался Леша.
Это очень похоже на правду. Ведь окрестности Паксе — это край сплошных чайно-кофейных плантаций. Частных. Каждую обязательно украшает мощный, красивый, богатый  двухэтажный особняк. Хозяйский. Ведь чай и кофе — очень востребованный товар и очень выгодный бизнес. Отцы этих галчат, мы решили, — наемные работники на плантациях…

Я услышала детский плач и подошла к группе детей. Женщина, которая разучилась смеяться, воспитывала сына 5-6 лет. Сорванец где-то расшиб голову до крови, и мать вместо жалости принялась его колотить, — а чтоб не шлялся где попало. Несколько пацанов молча смотрели на экзекуцию. Заметив меня, женщина бросила порку и принялась лечить сорванца, прикладывая к ране зеленый лист. Мальчик притих; но, едва я повернулась спиной, чтоб уйти, взвыл с новой силой: воспитание продолжилось…

Я шла по деревне в легком шоке. Камера щелкала, как автомат, пока не наткнулась на парня, — чисто одетого, аккуратно стриженного, который чинил мопед под домом. Парень поднял голову, посмотрел мне в глаза и вежливо поздоровался. Я опустила камеру.
Мы приехали посмотреть на этих людей, как в зоопарк. Сунули свои носы и мыльницы в настоящую нищету и неподдельное горе, про которые ничего не знаем и знать не хотим. Про которые забудем на второй минуте езды в отель и уж точно — не вспомним за ужином. Деревня Лаоса для нас — только зрелище, позволяющее нам на контрасте почувствовать себя благополучнее, чем мы есть на самом деле. Завтра здесь будут другие «белые» экскурсанты, но ничего для этих людей не изменится. А что меняется, когда зеваки расходятся и зоопарк закрывается?..
Мне стало стыдно. Но я продолжала снимать и снимать. Я не мгла остановиться…

Посмотрите также:

— Лаос в лицах

— Вкусный Лаос

— Что посмотреть и съесть во Вьентьяне